Показать сообщение отдельно
Старый 16.04.2007, 22:12   #16
Fateh

AGFC
Гость
 
Сообщений: n/a

По умолчанию Re: Т: Вечный Странник

*   *   *
Наступивший на редкость солнечный день ослеплял своей красотой.
В главном храме, украшенном чудесными барельефами, в которых отражались великие сражения священных воинов с челядью Белиара, пышными факелами, переменчиво горящими в седом от кадильного дыма полумраке,  собрались двенадцать лучших магов Миртаны. Ярко-красные робы покрывали их тела, истощенные постом.
-Я собрал вас, братья, чтобы возвестить о новой угрозе. В Долине рудников таится дитя Белиара, способное разрушить мир Пресветлого. У пророка Сиуруса особенно подробно говорится об этом.  В  первоисточнике стоит слово «Майнлахтайлар» - ничего не напоминает?
Верховные священники изумленно переглянулись.
-Миненталь? – неуверенно спросил высокий чернобородый маг.
-Именно, Кронос, именно!
-Что же нам делать, Святейший? – проскрипел Корристо.
Взаимопонимания мы так и не достигли.  Нехватку времени на общение он воспринял, как личное оскорбление.
-Есть возможность с помощью юниторов создать непроницаемый барьер. Он накроет демона, пока мы не решим, как его уничтожить.
На лицах магов читалось удивление:
-А ты не боишься, что эксперимент подобного масштаба уничтожит нас и всех, находящихся в пределах острова? – спросил Пирокар, высокий священник с едва заметной проседью.
-Разве Иннос не учит нас самопожертвованию? Разве наши жизни стоят больше, нежели судьба всего человечества?
Выступивший маг стыдливо опустил глаза.
Я рассказал братьям о своем скромном плане. Дослушав, они вопрошающе переглянулись:
-Ты не учел возможность вмешательства Белиара, - проговорил Сатурас спокойно, будто решалась не судьба всего мира, а какое-то мелкое дельце, едва ли достойное внимания.
-А разве это можно учесть? - удивился я,- Разве мы знаем, на что способна темная сторона? Как мы можем это предугадать?
Ответов у Сатураса не нашлось.
-А что мы будем делать, если Спящий пробудится до нашего действа? – спросил высокий полный маг, укутанный в огненную робу. Небольшие серо-зеленые глаза его будто выискивали ответ в глубинах чужого разума.
-Кронос, мне понятно твое смятение, я и сам не могу избавиться от подобного рода мыслей, но мы ничего не можем поделать, кроме как молиться.
До чего же мы слабы, мы - слуги Пресветлого, его возлюбленные чада, его верные служители. Все, что у нас есть – наша вера, вера в то, что Он знает, как будет лучше.  
-Еще вопросы будут?
Священники молчали. Вопросы, разумеется, были, сомнения, безусловно, теребили их души, но каждый понимал, что ответы известны лишь Инносу, крайне скупому на откровения.
-Что ж, братья, я понимаю, как нелегко вам, но и вы должны понять, с каким трудом далось мне это решение. Другого выхода просто нет, мы не знаем, сколько времени у нас осталось, поэтому отправляемся послезавтра на галере с заключенными.
Служители Пресветлого стройной вереницей покинули горницу Господню.
Всю ночь я жарко молился: остался всего один день до неизвестности. Что он таил в себе? Какие чудные откровения вырисовывал луч рассвета в мраморных небесах?
Я заперся в своей келье, потому что мне не хотелось никого видеть. Я людей не любил, а, скорее, терпел.
Мне всегда нравилось уединение. Еще ребенком, засыпая, я покрывал голову подушкой, чтобы не слышать мирского шума: цокота копыт лошадей королевской гвардии, пьяных возгласов беснующейся челяди. Все это становилось мне чуждо, я стремился отвергнуть этот мир, чтобы всецело предаться общению с Пресветлым. Даже отходя ко сну, когда разум покрывался пеленой ночных грез, я упорно твердил молитву. Укутываясь теплым одеялом, представляя, что это величественный тяжелый доспех паладина или алая роба покорного слуги Господня, я погружался в сон. А наутро, невольно оказываясь среди десятков бездуховных уродов, пытался отыскать укромный уголок, и, найдя его, с неутолимой жаждой вчитывался в простые, но в то же время необычайно мудрые «Слова Богов», каждый раз находя в них что-то новое, доселе неизведанное. Сверстники  не любили меня, они не в силах были понять той истины, которой я питался, без которой я просто не мог жить. Я всегда был изгоем, несколько раз меня пытались забросать камнями: их раздражало то, что я не такой, как все.  Отец говорил, что я сам должен научиться справляться с трудностями, но я предпочитал уходить от них, все больше погружаясь в себя. Воистину человек – удивительное создание, для жизни ему нужно так мало, но при этом сколько он требует у Бога? Краюшку хлеба можно растянуть на несколько дней, но нет: ведь нам нужно свежее мясо, вино, и все для того, чтобы усладить свою плоть. Я видел свою душу, скованную веригами страстей, и освобождение ее стало для меня целью.
Пришедший на смену ночи  день окутал землю непроницаемой дымкой тумана. Я вновь и вновь проверял свой план, осматривал юниторы на предмет целостности и читал, помногу раз повторяя пророчества о Спящем. В этот день я жестко постился, не позволяя себе даже стакана воды. Вечером, когда  на западе догорала кроваво-красная заря, в мою келью постучали:
-Войдите, - сухо отозвался я.
В  мое скромное обиталище вошел юный маг огня в изрядно запачканной алой робе: она была ему велика, и фалды мантии волочились по полу
-Рад видеть тебя, - сказал я.
Мильтен уважительно поклонился      
-Я тоже. Что происходит? Я слышал, что ты покидаешь монастырь,- проговорил юный маг, усаживаясь в кресло.
-Да, возникла большая угроза, и нам нужно покончить с ней, чего бы это не стоило.
-Когда ты вернешься?- в вопросе моего духовного сына зазвучало беспокойство.
-Не знаю. Возможно, что и вовсе не вернусь,- вздохнул я.
-А монастырь? Кто будет им управлять?
-Ты и будешь,- спокойно произнес я, присев напротив своего собеседника.
Он рассмеялся:
-Шутник, я этого не достоин, у меня нет нужных качеств.
-Я был еще моложе тебя, когда это великое служение свалилось мне на голову. Надо сказать, энтузиазмом я не блистал. Но я вынес это служение и в тебя тоже верю.
Мильтен кивнул и удалился, он не хотел, чтобы я видел его слезы. Юноша прекрасно понимал, что я не знаю, чем все закончится, а неизвестность хуже горя.
   Наступивший день отплытия не порадовал прекрасной погодой: свинцовые тучи заслоняли небеса. Я отправился в город, остальные священнослужители должны были явиться к отплытию. «Что, я им нянька, что ли? Сами погрузятся, а мне еще надо устроиться в каюте да проверить чертежи».  
Меня окружали дома богачей, украшенные различными драгоценностями, лачуги рыбаков, едва стоявшие на своих сваях. Чего только нет в Венграде – столице Миртаны!
В порту можно было заблудиться. Судна, прибывшие из Варранта, смешивались с «родненькими», как называли их моряки. Наконец, после часового блуждания по пристани я увидел то невзрачное суденышко, которое король обозвал галерой, узнал я его по ругательно-наставительным  выкрикам невысокого человека в синей форме, украшенной якорями в золотых чашах. Я сразу узнал в нем капитана. Обругав последнего юнгу, бородатый приземистый мужчина, более напоминавший пирата, нежели капитана королевской эскадры, наконец, обратил на меня внимание.
-Приветствую! – гаркнул он, - твоя каюта возле камбуза, а твои братья могут расположиться на корме.
В дверном проеме показалась фигура толстяка, выряженного в замызганный передник.
-Снаф, тысяча чертей, если сегодня баланда будет столь же кислой, отправишься кормить акул.
-А где я тебе нормальных мясожоров  найду?
-Меня не касается, но чтоб жратва вкусной была. По крайней мере,  съедобной!
Кок потупил взгляд, всплеснул руками и отправился в камбуз - свой дом родной. Я удалился в отведенную мне каюту. Жилище было весьма скромным: кровать, больше напоминающая нары, небольшой столик, прикрученный намертво к дубовым доскам пола, подсвечник хитрой конструкции, основание которого крепилось к столу несколькими небольшими гвоздями, прекрасный механизм зажимал свечу золотыми «усиками», не давая ей упасть даже во время сумасшедшей болтанки. Возле кровати находилась большая тумба.
     В час, когда солнце вошло в зенит, я в сотый, а может, и в тысячный раз перепроверил свои расчеты.  Это уже смахивало на манию. Пожалуй, надо отдохнуть, а то пригляжусь да и упущу что-то важное. Сотни раз были случаи, когда часовой после долгого всматривания в чернеющую даль начинал видеть в ней то, чего на самом деле не было.  Люди – интереснейшие существа, они всю жизнь чего-то ищут, вглядываются в чернеющую пустоту, подернутую серой пеленой, стараясь отыскать в кромешной тьме жизненных невзгод мимолетный, едва различимый лучик света, чтобы радоваться ему. Они слепы, они не могут смириться с тем, что жизнь – непрерывная мука, сладкая пытка, истязающая усталые струны души. Если же на поселение нападет мор или чума, всегда хотя бы один останется жив. Он увидит в этом Божественное провидение, возомнит себя избранником и заразит  других своими горделивыми, бредовыми идеями. А те, уверовав в святость этого идиота, последуют за ним, умирая с глазами, полными счастья. Но счастлив ли будет этот человек за гробовой чертой? Примет ли его Господь? Пожалуй, нет, ведь он, ослепленный пламенем фанатизма, превратился в братоубийцу.
Корабль качался  в удобной люльке белогривых волн. Обветшавшая дубовая дверь несколько раз издала короткий пустой звук. Пробудившись от внезапно нахлынувшего сна, я прохрипел:
-Войдите.
Несмазанные петли протяжно заскрипели, словно заплакали детским, противным, раздражающим воплем. На пороге появился юноша с нескрываемой печалью на лице. Я несколько раз моргнул, надеясь отогнать видение. Но «иллюзия» не спешила растворяться. Я онемел. Сердце упало куда-то вниз, губы словно сковывал незримый кусок льда. Передо мной стоял Мильтен.
     -Это действительно ты? – вымолвил я, приходя в себе после испытанного шока.
     -Боюсь, что так, - грустно заметил юноша.
Прокашлявшись, я задал следующий вопрос:
     -Как ты здесь очутился? Что, черт возьми, ты вообще здесь делаешь? Ты ведь должен готовиться к патриаршеству на случай, если я не вернусь!
     -Пирокар не смог отправиться в путешествие, и Серпнтес отправил меня вместо него.
     -Что?! Серентес отправил тебя вместо Пирокара? Старый маразматик! Как он мог принять такое решение, не посоветовавшись со мной?
     -Ты ушел, и он не счел нужным беспокоить тебя из-за подобного пустяка.
     -Пустяка?! – воскликнул я, - этакий «пустяк» может стоить жизни всему миру! А что это случилось с Пирокаром? Почему он остался?
     -М-мм.. э-э-э…
     -Да говори уж!
-Ну-у-у, у него возникли, кхм, проблемы с э-э-э, с желудком, - смущенно произнес юноша.
-Проблемы с желудком?! С горшка он, бедный, слезть не может! Ладно, главное, чтобы у него хватило мозгов воспользоваться советами Серпентеса.
Мильтен, сверлив взглядом пол,  еще раз смущенно кашлянул.
-Что еще? – спросил я.
-Среди заключенных находятся люди, которые утверждают, что знают тебя.
-Кто?
-Их имена: Горн, Лестер, Диего, Кавалорн.
От этой новости у меня заколол левый бок, рука онемела и болталась, словно веревка.  «Ведь я наставлял их, неужели они ослушались меня». Я почувствовал головокружение и медленно опустился на кровать, стараясь делать это как можно естественнее, чтобы не напугать юношу. Однако, возраст!
- Что произошло?
-Ну, Диего повязали за подделку монастырского вина. К спящему Горну подкрался стражник, решив пошутить, вытащил у великана кошелек. А он, не поняв шутки, ударил стражника всего-то один раз, но и этого оказалось слишком много. Лестер обратился с вопросом к магу огня, завязался спор, после чего наш брат объявил его еретиком и приказал отправить в колонию. Ну, а Кавалорн обокрал несколько лавок торговцев, а потом притащил награбленное в храм в качестве пожертвования. Я сам узнал об этом только сегодня. Оказывается,  Робар осудил их без участия церкви, объяснил он это занятостью священнослужителей.
-Ох, люди…-я тяжело вздохнул,- Почему они так глупы? Ведь я наставлял их следовать путем света, а они? Как мог скорбящий человек, получив исцеление души, заняться подделкой вина? А Горн? Получается, я спас его жизнь лишь для того, чтобы он оборвал чужую! Мудрость Лестера поразила меня, и я указал ему священные книги, чтобы, познав откровения тысячелетий, он мог вести людей в дом Божий. Как он мог спорить со священником? Случай Каволорна просто возмутителен! Как можно воровать, а потом жертвовать награбленное в храм Божий?! Воровство - смертный грех. Может эти торговцы не хотели жертвовать на храм, может эти деньги были нужны им для каких-нибудь неотложных дел, к примеру, деньги могли бы спасти жизнь умирающего близкого человека.  Пожертвование – жест доброй человеческой воли. Золото – второстепенно, жертва в первую очередь должна быть духовной…
Мильтен совсем погрустнел, вид у него был такой, словно он хотел провалиться сквозь землю. Его мучило чувство вины: ведь и он не смог исполнить служение, на которое я его благословил.
-Не мучай себя, ты ни в чем не виноват. Я прекрасно понимаю, что ты не мог спорить с архиереем, сразу бы анафему получил. Сам  Белиар восстал против нас! Надо поворачивать. Ты все-таки должен занять предназначенное тебе место.
-Нельзя. В подобный шторм заблудимся, уж поверь мне, мой отец был моряком,- горько проговорил маг.
-Ладно, иди отдохни, а я подумаю, что нам делать дальше.
Мильтен уважительно склонил голову и покинул мое временное пристанище.
Что же делать?  Возвращаться в столицу и сваливать все на погоду? Но это сильно повлияет на народное отношение к церкви. Тогда священников будут считать просто трусами, прикрывающимися божественной благодатью. Значит, надо рискнуть! Возможно, жаркая молитва к Инносу защитит нас от мрака Белиара. В конце концов, не одни мы подвергаемся опасности, судьба всего человечества может решиться в ближайшее время.
     Золотой шар солнца вступил в небесные владения. Сквозь небольшой иллюминатор скромный лучик света – величайший дар Инноса - проник в мою каюту и стал согревать сомкнутые веки. Просыпаться не хотелось, сладкая липкая паутинка сна все еще сковывала приятной истомой мое старое тело.  В следующее мгновение борт корабля ударился о причал, и меня подбросило вверх. Нары были жесткие, и потому приземление отозвалось болью в моем теле. Остатки сна выбил впередсмотрящий, противно выкрикнувший: «Прибыли»! Поднявшись и процедив  какое-то страшное ругательство, я наконец пришел в себя.
Первыми выводили заключенных, их конвоировали ополченцы. Эта мера безопасности многим показалась смехотворной, но я понимал, что отчаявшиеся люди, потерявшие надежду на завтра, способны на все. Конечно, амуниции у них нет, но не стоит сбрасывать со счетов элемент неожиданности. Эти люди подобны зверям, а загнанный зверь способен на любое безрассудство. Когда вереница каторжан скрылась за высоким лесом, несущим смерть непутевым странникам, глава отряда паладинов  Андрэ, невысокий мужчина с белым спокойным лицом, с холодными, полными осуждения голубыми глазами, подал нам знак следовать за ним.  Мы сошли на землю, покрытую пожухлой, словно выгоревшей, травой. Мелкий дождь придавал воздуху особую свежесть, животные попрятались в уютные норы. Впереди шел Андрэ, окруженный двумя рыцарями веры, следом двигались мы, по бокам нас прикрывали четверо паладинов, еще двое замыкали нашу группу. Земля, изрезанная тропинками, выстилалась перед нами, уходя за горизонт.   Мы сознательно обошли столицу: времени у нас совершенно не было. Поднявшись на небольшую возвышенность, убив кучку гоблинов и миновав мост, наш отряд свернул налево. Пройдя еще немного, мы увидели небольшой дом, на котором красовалась надпись: «Таверна у мертвой Гарпии». Паладины с тоской взглянули на него. Обогнув ее, мы столкнулись с новой опасностью  - стаей кабанов. Паладины, выругавшись, обнажили клинки и пустились в бой, напоминавший детскую забаву. Освященные клинки поджигали шкуры животных, и от одного удара животные  падали, даже не успевая почувствовать боль. Потом их судьбу повторили несколько падальщиков и гоблинов. Вскоре кровавая потеха окончилась, и мы подошли к вратам прохода, ведущего туда, в долину рудников. По бокам дубовых ворот стояли два неусыпных рыцаря. Один был еще совсем юн. Детские черты его лица смешно смотрелись в обрамлении стального шлема, видавшего виды.
-Кто вы? – резко спросил юноша.
-А ты слепой? – насмешливо урезонил его Мильтен.
-Я хотел бы уточнить имена преосвященных, - выкрутился паладин.
-Я- Ксардас, верховный маг круга огня, патриарх Миртанский и настоятель главного монастыря Миртаны.
-Прости мою дерзость, Святейший. Я- Сергио, паладин короля и защитник Миртаны.
-Что ты здесь делаешь? В твоем возрасте нужно заботиться о семье, а ты тут орков шугаешь.
-Все мужчины должны защищать свою веру, свою жизнь. К тому же сам Инубис поставил меня на это высокое служение.
Второй паладин утопил смешок в густой бороде:
-После того, как ты месяц его упрашивал!
-Придержи язык, Альбрехт! – гневно воскликнул юноша.
-Отправляйся в город и оберегай его от орков, если они  прорвутся через проход, только избранные, вроде тебя,  спасут Хоринис!
-Пока не будет четкого приказа от командования, я с места не двинусь!- гордо произнес юноша.
-Ну, как знаешь,- спокойно проговорил я.
Дверь скрипнула, и перед нами простерлась нейтральная земля, выжженная боевыми кострами орков, усыпанная клинками храбрых воинов, погибших, защищая свою честь, свою веру  и жизнь. Вдали протрубил горн, и орда во главе с верховным старейшиной -шаманом – кинулась на нас. По какому-то внутреннему инстинкту мы разделились: паладины рубили супостата,  а мы принялись «обстреливать» шаманов мощными заклинаниями, вроде «огненной бури» или «смерча». Можно было бы успокоить всех «огненным дождем», но велик был страх зацепить своих. Лязг клинков смешивался с воплями, кто кричал, понять было невозможно. Прошло несколько часов, или минут, и выжженная поляна насытилась кровью. Лица людей, еще недавно искривленные лютой ненавистью, обрели покой и безмятежность. Живые тяжело дышали, по изможденным лицам бежали струйки пота. Мы потеряли двоих, но цель была достигнута, они умерли, как герои, они всю жизнь мечтали о такой смерти. Сотворив минуту молчания, двинулись дальше, паладины тяжело ступали, в их шагах гулким эхом отдавалась скорбь. Свернув налево (идти по прямой было бы самоубийством), мы оказались в узкой пещерке, полной крыс. Одному из паладинов прокусили перчатку доспеха, он ругнулся и стал размахивать клинком, словно маятником. Через полчаса  удушливая пещера оказалась позади. Перейдя небольшую узкую дорожку,  с которой при каждом шаге опадал щебень, остановились перед проходом – узкой заброшенной шахтой. Совершив молитвенный жест, я углубился в нее, остальные тотчас последовали за мной. Стены были покрыты остатками невыработанной руды, воздух источал запах вечности, затхлый, мертвенно-сладковатый. На нас бросилось несколько скелетов с обнаженными, пожелтевшими от времени двуручными клинками. Паладины отреагировали должным образом, не оставив супостатам и намека на продолжение существования.   Мы углублялись под каменные своды, ощущая себя героями какой-то сказки. Тринадцать шариков «света» достаточно освещали наш путь. Наконец,  после блуждания по бесчисленным рукавам громадной могилы нашим глазам открылось круглое помещение, освещаемое непонятными кристаллами, неравномерный свет которых завораживал, поражал разум.  Громыхнул камень. Вход, или выход, смертоносного лабиринта затворился. Камень, исполняющий роль своеобразной двери,  настолько гармонично повторял все борозды рельефа, сливаясь с общей массой скалы, что через несколько секунд уже невозможно было понять, где был вход.  Я тщательно вглядывался в каждый изгиб грубых булыжников, надеясь найти вожделенный ключ.
И, наконец, увидел древнюю надпись: «Несущий свет да познает откровение».
Андрэ сплюнул, и, усевшись на каменную подстилку шахты, стал начищать оружие. Многие паладины последовали его примеру: одни шлифовали кровосток клинков, очищая его от запекшейся черной вражеской крови, другие осматривали арбалеты, проверяя натяжение тетивы, третьи проверяли доспехи. Укушенный неистовствовал: «На днях новые латы получил, и уже испоганили!». Поймав ледяной взгляд начальника, он осекся, и, понурив голову, сосредоточенно уставился в пол, словно стараясь различить в этих покрытых пылью плитах что-то новое.
-Отче, поторопись, - обратился ко мне сухой, худощавый паладин,- запасов у нас на неделю, а вот воздуха -  дня на два  от силы.
Я промолчал.
Несущий свет ? Что это? Я – Патриарх, разве я не несу свет? Что здесь вообще может излучать свет? Кристаллы? Вряд ли, с ними ничего нельзя сделать.
Один из паладинов с горечью вонзил меч в скалу, и это было его последним деянием. Каменная глыба, словно масло, приняла в себя клинок рыцаря, паладин вскрикнул, и яркая вспышка лишила его жизни. Я начал читать молитву по усопшему, мое сердце исполнилось благодати, и я по наитию прошептал: «Помяни, Боже, и всех лежащих здесь, ибо все пред тобою едины!». Через секунду  раздался лязг:  каменная глыба, хранящая слова загадки, мерно поползла вверх.  Послышался звук шагов, скрежет несмазанных доспехов. В темноте вырисовывалась фигура паладина, свет факелов открыл его лицо, точнее то, что от него осталось, из пустых глазниц струился черный вязкий тяжелый дым. Двухметровый верзила в позеленевших от времени доспехах с громадным двуручником за спиной двигался на нас, его череп осклабился, пытаясь изобразить не то улыбку, не то угрозу. Паладины вскинули оружие, мы сплетали тонкую нить заклинаний, и тут произошло нечто неожиданное: ветер, пролетевший сквозь уста темного лорда, просвистел вполне понятными словами:
-Уберите оружие! Я не враг, я всего лишь мытарь.
В следующую секунду из его поручи вылез мясной жук, так любящий падаль. Призрак прошлого отряхнул его и презрительно раздавил. Неприятный, чмокнувший звук был усилен горным эхом. Паладины застыли в нерешительности.
-А ты умен и чист сердцем, - обратился он ко мне – Многие глупцы думали, что неизреченный свет в том, чтобы перебить всю нежить, они не знали, что это просто невозможно. Это гора Белиара, она живая, она находится в непрерывном движении, отсюда просто нет выхода, - он усмехнулся, - не было, пока ты не разгадал тайну горы. Всего в мире четыре источника силы, когда они объединятся, наступит конец, сойдут три брата, чтобы разделить весь мир: палач станет жертвой,  нищий  - царем,  грешный - святым,  святой - падшим. Вода остановит песчинки времени, и свет померкнет,  и тьма воцарится, и окружит недостойных кольцо огня, и не станет мира, и будет НИЧТО, ибо все возвращается к началу, подобно змее, кусающей свой хвост.
-Почему ты мытарствуешь?
-Я предал свой отряд. Тогда меня звали Архол, и я даже был лордом (при этих словах Андрэ поморщился). Мы защищали Варрант,  мой отряд редел с каждой минутой, один орк убивал троих, нам приказали устоять любой ценой, но силы были неравны.
Я бежал, найдя разрыв в плотном кольце осады, три дня я полз подобно змее, пытаясь слиться с травой. Сам не знаю как, но мне удавалось передвигаться практически бесшумно, и потому орки не заметили меня. Их внимание ослабло, ведь Варрант в то время почти что сдался. Через  неделю я проник в столицу и доложил монарху обо всем случившемся. Он объявил меня дезертиром, но в силу предыдущих моих заслуг сохранил мне жизнь. Патриарх отлучил меня от Инноса «навечно», этого я ему не прощу, если бы он сказал «пожизненно» - сейчас я был бы свободен. Однако несчастный старик искусно проклял меня.  Король повелел мне не приближаться к людям, и я ушел в лес. Но и там не было мне покоя: бандиты все время  досаждали , для них слова : «бывший» и «паладин» не могли сочетаться. И я принял решение бежать, бежать туда, где никто не знает ничего обо мне. На карте я давно заметил небольшой островок со скромным названием «Хоринис», той же ночью я тайно проник на корабль-разведчик и через две недели ранним осенним утром пробудился  в одноименном портовом городке. Но и тут знали обо мне. Едва нога моя ступила на берег, как все выхватили оружия и прогнали меня прочь. Стражник южных ворот прокричал, чтобы я не смел более приближаться.  Страж монастыря ответил мне тем же. После долгих скитаний я набрел на эту пещерку и, наконец-то, ушел от людей, Здесь не было никого: ни стражи, норовящей лишить меня никчемной жизни, ни фермеров, обнажающих вилы с той же целью. Здесь я и прожил свои последние годы. Хотя я не жил, я ждал смерти. И вот она пришла.
Ответить с цитированием