Re: Т: Вечный Странник

2Exarcist
самовлюбленный тип

Избави Боже.

Ты "цветы зла" Бодлеровские читал? Вот отсюда и проклятый поэт. Не о какой самовлюбленности и речи не идет. Наоборот,  в этом образе преоюладает отверженность.
"...Прочь от людей беги,
О, проклятый мой дух..."

Я имел ввиду, что написвл книгу, примеряя образ Ксардаса на себя, разумеется его переживания- мои.  По поводу того, что мне плевать на критику: это не так, и к кое-каким советам я прислушался, внося изменения в последний вариант.  Я человек верующий, и всего лишь хочу донести до людей свое мировосприятие, нельзя?
К тому же, тебе не кажется, что с дураком - перебор?

2Woll de M@rr
Испанцы здесь, чтобы было понятнее читать людям, которые не играли в Готику, в частности тем, кто называет себя моими друзьями и ближними.

НЕУВАЖЕНИЯ

Прощу прощения.

Веревка и мыло в хозяйственном магазине.

Перебор со злопыхательством. ;)

Как я уже говорил, демон проявляет чисто человеческие эмоции, говорит как человек.

Дык, он и есть человек, наполовину.

Фраза имеет иронический, юмористический окрас.  Неуместно в данной ситуации.

Здесь согласен.
Woll de M@rr

Сюжет: Как я понял, этот отрывок - объяснение фразы Ксардаса "Орк, которого пытал мой демон, не успел мне этого рассказать". Что же, весьма качественно написано, хорошим литературным языком, все вполне удобочитаемо, нет религиозных заскоков. Мне понравилось. Я поднял с земли двуручный клинок Ксардас вроде бы такой старикан, с больными суставами, и в то же время вытворяет такое: Я кувырнулся вперед. Неясен отрезок времени, который ты охватываешь. То ли это одна ночь, то ли одна ночь с переходом на энное количество лет вперед *сужу по этой фразе: Годы прошли в мучительном ожидании, потом избранный наконец явился в эту забытую богами колонию, и я отправил его в храм Спящего… . Далее повествование пойдет уже об игровых событиях? И главное, что мне непонятно - чем же Ксардас так досадил оркам, что они поперли на него таким отрядом.

Чем досадил? Шаманов пререзал, духовенство все-таки.

сужу по этой фразе: Годы прошли в мучительном ожидании, потом избранный наконец явился в эту забытую богами колонию, и я отправил его в храм Спящего… .

Фраза идет как логическое завершение определенного временного отрезка, и не имеет отношения к событиям боя.
Пасибо за критику.

Продолжение книги:
*  *  *
Пентограмма в центре моей комнаты вновь засветилась светом Инноса. И возник он:
-Ксардас, я нашел путь в храм Спящего. Ты отправил меня туда две недели назад, он действительно находится в городе орков.
-Невероятно! Что ты там обнаружил?- у меня возникло чувство, что сейчас все выяснится. Конечно, уже то, что он вернулся из храма живым, говорит о многом, но я все еще не уверен, что именно он избран богами.
-Бесчисленное количество скелетов, мумии  орков  и другие  "прелести". Там же был вот  этот изумительный клинок, - с этими словами он протянул мне покрытый пылью меч небывалой красоты, жало его было выполнено в форме головы дракона.
- Покажи-ка!  
Это же Уризель! С ума сойти! Этот человек -  избранный! Свершилось! Я оказался прав, - подумал я.  
- На мече выгравировано "Уризель",- спокойно проговорил я.- Я слышал об этом оружии. Легенда гласит, что этот клинок принадлежал первому избранному.
-А что в нем такого особенного?- почесав затылок, произнес он.
-Этот меч некогда был наделен силой самого Пресветлого. Магия, заключенная в нем, способна побороть Белиара, ибо Иннос сам выковал его из чистого света. Странно, но я не чувствую в нем никакой магии, возможно, за столько тысячелетий она  просто выветрилась. Хм, нам необходимо вернуть ее…
-Да? А может, ты еще скажешь, как?- ехидно сказал воин, облаченный в тяжелый издырявленный доспех.
-Я подумаю над этим.
-Ну хорошо, а я пока подыщу себе доспехи получше, а то мои - совсем издырявила нежить, сущая в темном храме,- он поморщился, видимо, вспоминая обитателей сырого подземелья.
Броня! Прадедова броня! Как же я мог забыть о ней? Ведь без рудного доспеха соваться к Спящему – весьма изощренный способ самоубийства.
-Неподалеку отсюда находится моя первая башня, во время шторма ее затопило, в ней ты сможешь найти изумительные рудные доспехи, думаю, тебе они подойдут, их охраняет пара скелетов. (Я не стал говорить ему, что это башня принадлежала некогда величайшему темному магу Талонэсу, потому что с его взглядами он меня точно психом посчитает).
-Ладно, попробую достать ее со дна морского,- с этими словами он растворился в синей вспышке.
Я принялся изучать клинок. Работа превосходная! Несмотря на то, что это двуручный меч, он был необычайно легок. Эфес потряс меня: он словно подстраивался под руку своего владельца. Завершался меч словно бы головой дракона, чьи глаза были выполнены из отполированных рудных глыб идеальной формы.  В центре эфеса был такой же камень, видимо, он концентрирует энергию меча для нанесения магического удара. Чтобы вернуть ему силу, мне нужно понять его магическую структуру. Но где же она? На лезвии цитаты из альманаха «Слова Богов», но ничего более. Я взмахнул клинком, и он просвистел мимо факела. Когда огонь, играя веселыми отблесками, отразился на его лезвии, появились странные надписи, словно бы огонь заполнил некий трафарет. Ну конечно! Уризель – меч Инноса, а огонь – стихия его. Я несколько раз провел лезвием клинка над факелом, и руны окончательно проявились. Я без труда прочитал их, хотя никогда не изучал древнейшие языки. Руны гласили:  «И благословил Иннос металл чистый, и наделил его силой великой. И выковал из него меч света и правды. И благословил его, снабдив частью силы своей, и дал имя ему «Уризеь».  Хм, теперь понятно, почему руда обладает такой великой магической силой, ведь сам Иннос без всяких посредников благословил ее. В основах богословия сила руды никак не объясняется. Но как вернуть клинку его былую мощь? Как? Руда? Точно! Если передать энергию огромного количества магических кристаллов мечу, то, возможно, что-нибудь и выйдет. Я взял чистый лист пергамента и стал набрасывать на него простейшие символы заклинания передачи сил, знакомые даже послушнику. Через считанные минуты все было готово. Я опустился в кресло и вытянул усталые ноги навстречу огню. Достав самокрутку, сделал несколько крепких затяжек. Мой неизменный друг дым, столь же старый, как и моя душа, хороводил под черными сводами башни. За креслом послышались звуки прорезаемого воздуха. Я повернул голову и увидел моего верного друга. За его демонической плотью скрывалась душа настоящая, достойная, живая.
-Что, не долго барьеру осталось уродовать чистое небо? – спросил он.
-Видимо, да.
-Красивое оно, небо-то,- тихо проговорил демон, устремив свои глаза в синеющую даль.
-Столь же бездонное и неизмеримое, как тоска, заполняющая мою душу. Может, скоро и я стану одним из этих белоснежных перистых сфер, безоглядно мчащихся куда-то ввысь, к Богу.
-Чего это ты помирать-то надумал? Я так понял, что барьера скоро не будет, а ты в гости к Пресветлому намылился,- удивился он.
-Наверняка Белиар узнает, кто помог убить его дитя,- горько проговорил я.
-А то он не знает!- засмеялся демон.
-Почему же я еще живой?
-Раз в несколько тысяч лет проводится поединок избранных. Дабы свет и тьма померились силами.  Ты всего лишь помогаешь одному из избранных. К тому же ты стоишь между светом и тьмой, и потому Белиар не может воздействовать на тебя, как на своего слугу.
-Выгодное у меня положение.
-В какой-то степени. Но не забудь, что однажды наступит битва Богов, и тогда тебе может быть придется выбирать.
-Если доживу…- вставил я.
-Доживешь, я думаю. Время близится, никто не знает, когда придет последний день мира, но всем известно, что он придет.  Ладно, пойду за травами, чует мое сердце: они тебе пригодятся, - с этими словами демон исчез.
     Пентограма вновь озарила комнату алым невечерним светом. И передо мной возник воин в рудных доспехах. Длинные волосы его были собраны в аккуратную косичку, а шея практически утонула в доспехах.
-Я вижу на тебе самые крепкие доспехи.
-Пара скелетов? – злобно воскликнул он.
-Что?- переспросил я.
-Ты сказал, что их охраняет пара скелетов!
-Ну, и что?- я искренне не понимал, чем он так возмущен.
-Их там было раз в сто – двести больше!- прокричал избранный.
-Пара… Возможно, я забыл употребить слово сотен…- с усмешкой почесал я затылок.
-Забыл?! Я бы твою забывчивость мигом вылечил, но поскольку ты мне помогаешь…
Я заметил на его левой перчатке следы свежей крови.
-А кого ты еще упокоил: у нежити нет крови?
-Да так, в старый лагерь наведался…
-Понятно. Значит Гомез…
-Уже в прошлом,- прервал он меня,- Что с мечом? Ты придумал, как вернуть ему былую силу?
-Да, слушай: Тебе потребуется мощный источник магической энергии, заклинание и маг, который его прочитает…
-Пустяки, - цинично протянул он,- Дай подумать, ммм, сильный магический источник… Как насчет горы руды, что в новом лагере?
-Может сработать. Заклинание готово,- я протянул ему сложенный вчетверо лист.
-Остался маг. А ты не можешь прочитать его?
-Ты совсем с ума сошел?- возмутился я.- Представь реакцию Сатураса, если я заявлюсь в его лагерь.
-А я ведь тоже понимаю кое-что в магии…
-И что с того?
-Возможно, я сам смогу прочитать это заклинание.
-Ты поднесешь клинок к горе руды, и во время соприкосновения клинка с благословенным металлом должны прозвучать эти слова.
-Посмотрим, что из этого получится, - с этими словами он снова исчез в синеватом сполохе магии.
     Странно, вообще-то я ненавижу людей, а к этому даже немного проникся. Хотя, чему удивляться, он же избранный, в нем проявляется воля Пресветлого. Скорее всего, ему можно доверять, но не следует забывать о том, что он все-таки человек, а, значит, способен на предательство,  время покажет. Я научился ждать. Нетерпеливость ныне оставила меня, мне вообще было все безразлично. Господи, как я стар! Мне уже пора в могилу, а Ты все никак не призовешь меня.  Весь мир теперь совсем чужд мне: если к шестидесяти я не нашел здесь своего места, то и дальше этого не предвидится. Я всегда буду одинок. Как я устал! Я прекрасно понимаю, что никогда не смогу вернуться к людям. Мне среди них места нет. Они не примут меня, а я не пойду к ним на поклон с покаянием. Мне не в чем перед ними каяться, я не виноват в том, что они испоганили мне жизнь. Они постоянно проклинали меня: сначала из-за моего внешнего вида и физических недостатков, потом из-за своего собственного, непохожего взгляда на мир, позже из зависти, что я стал верховным магом круга огня, а теперь из страха перед темной магией. Они опротивели мне.  
     Солнце клонилось к закату. Трели птиц замолкали. Воздух свежел, точно оживал. Мрак постепенно сгущался, опутывая, точно оплетая, все в этом мире.  Тоскливая картина все больше напоминала мне самого себя. В моей душе также не было места радости, и солнце для меня более не всходило. Моя душа металась, пытаясь освободиться из телесной тюрьмы. Кровь в висках стучала, желая разорвать дрянную круглую коробку, в которой она томилась, словно узница.  Я вновь закурил, часто и крепко затягиваясь. Дым отлетал в стороны, словно освободившийся дух новопреставленного. Трещал камин.
Мерцали факелы. Со стен пустыми глазницами пялились скелеты. Когда я призвал их, они не подчинились мне, и теперь были распяты, пригвождены к стенам. Я видел в этом некую красоту, мертвую и свободную, истинную – не эстетство, присущее дворцовым ублюдкам, а именно красоту чистую, настоящую. Вкус мой всегда был своеобразен и не похож более ни на чей: я видел красоту в погребальных обрядах, в тонких очертаниях надгробий. В бряцании костей призванного скелета я слышал музыку, красивейшую, не подвластную ничему земному. Темнота и тишина уравнивали все: деревья и землю, человека и зверя, жизнь и смерть. Некий магнетизм присутствовал в них. Небо затягивалось свинцовым саваном, оно словно старалось укрыться им, чтобы согреться. Природа была подобна старой карге-кровососке. Двуличная тварь! Ранним утром она просыпалась юной девицей, а к вечеру резко старела. Глубокой ночью она накидывала черное одеяние, и, наточив косу до блеска, отправлялась за новой душой. За избранными, кому суждено сегодня обрести покой. А где-то сейчас наверняка звучат красивейшие голоса, поющие о тишине и мире. Клубится белый добрый кадильный дым. Вот о ком-то уже допели, а по иным лишь начала звучать панихида. Но все идет к одному. И финал всегда известен, нет в нем ничего неожиданного. И лишь в моем случае не все еще ясно: споют ли обо мне? И если да, то кто это будет? Где зазвучит разбитый колокол в мою честь? И зазвучит ли вообще? А может тело мое истлеет без земли. И мой белоснежный остов будет палить беспощадное солнце? Ха, дожили, уже и отпеть некому. Но к людям я больше не вернусь! Вечер окутал землю темно-синей пеленой. Люди наверняка уже разбрелись по домам: кто-то открыл бутылку дорогого вина, а иной заигрывает со своей женой, загоняя ее в спальню. Где-то охотники разводят костер, желая насладиться пойманной дичью. Они пьют и смеются, благодарят Пресветлого за щедрость. Маленькие выродки, устав от праздной беготни, укладываются в теплые кровати, и заботливые женские руки гладят их головы, поправляют одеяла. Паладины наверняка расслабляются в ближайшем трактире, пропуская по одной, или, скорее, не пропуская ни одной. Рудокопы возвращаются из штолен, кого-то опять сожрали ползуны. Их тела истощены, покрыты синяками, глаза их темны и горьки. И лишь старая подруга – темная бутыль - может помочь им: развеселить, оживить в душе воспоминания.   И лишь здесь, в черной остропикой башне сидит одинокий старик, он высок, но подобно исполинской иве клонится к земле, под гнетом ветра отчаянья. Его лицо покрыто морщинами,  а выцветшие глаза пеленою печали. Белоснежная борода, которой едва ли больше двух – трех недель, свисает, словно сосулька, пытаясь прильнуть к тонкой шее, чтобы заползти под черную мантию и согреться. Он худ и бледен: ведь родился в пустошах Нордмара, «Ледяного кошмара», как некоторые его называют.  
Открыв бутылку крепкого вина, найденную недавно моим демоном в остатках чьего-то охотничьего лагеря, я закурил. Ох, одиночество, как оно двояко! Для меня это в первую очередь благодать: ведь находясь среди людей каждое утро, рискуешь проснуться с перерезанным горлом. Хотя я знал многих, для которых одиночество было бы невыносимой мукой: они очень любили общество. Но я другой, ни хороший, ни плохой, а именно другой. Вечный странник, у которого не может быть дома. Но мне это даже нравится, ведь я в какой-то степени свободнее всех: я ни к чему не привязан, и моя смерть не сделает никого несчастным.  Одиночество и уныние - вот мой мир, пускай он кажется остальным пустым и мрачным, мне наплевать! Я живу так, как могу, как умею, и не собираюсь ничего менять…
     Послышался легкий треск прочитанной руны, и за моим креслом появился человек: за его спиной, закованной в рудные доспехи, свисал Уризель. От магического меча расходилась энергия, чистая сила, нейтральная, не направленная ни к свету, ни к тьме.
-Сработало! Я зарядил меч.
-Прекрасно, - ответил я, не поднимаясь со своего кресла,- теперь ты готов к тому, чтобы встретиться со Спящим.  
Он вновь исчез в синем магическом сполохе. Прекрасно, сейчас он изгонит эту тварь и освободит людей. Я погрузился в раздумья. Что-то слишком все просто. Черт! Я надеюсь: у него хватит мозгов, чтобы не кидаться на Спящего, обнажив Уризель? Да нет, думаю, не хватит! Подойдя к детищу тьмы, он просто заснет, не зря же демона Спящим прозвали. Ну, как я мог это забыть? Ведь даже шаман об этом упоминал! Нет, с памятью у меня, определенно, проблемы: погрузившись в прошлое, я совсем забываю о насущном.  Я настолько удалился от этого мира, что дар памяти стал для меня не более чем тяжелым грузом. Я погружался в себя настолько глубоко, что все происходящее вокруг переставало иметь для меня какое бы то ни было значение. Но сейчас намного важнее другой вопрос: как же тогда изгнать демона? Пять шаманов призвали Спящего, возложив сердца на алтарь перед ним… Значит сердца! Сердца подпитывают его силу! Если уничтожить сердца, то и Спящий падет!  Но и тут все не так просто. Где-то я читал про сердца древних оркских жрецов. Где? Орки, священство, духовность, народы - где? Народы… точно!- я протянул руку и взял с полки исполинского шкафа, выполненного из дуба, огромную книгу: «Духовность древних народов». Сдув с нее пыль, я открыл нужную мне главу и стал внимательно читать:
     «Орки – творения Белиара. Ночь -  их стихия. Высшая их каста – жрецы. В отличие от обычных шаманов они носят в себе «глас ночи» - великий дар, открывающий им неземную власть над  жизнью и смертью. Богослужения их проходят под музыку ритуальных барабанов, под этот стук они входят в транс и беседуют со своим создателем, темным отцом.  Их белоснежные одежды, с золотыми вставками, опоясывающими плечи, намокают от пота, от труда молитвенного. Каждый из верховных жрецов при вступлении в высший сан вырезает себе особый меч и нарекает его.  По легенде, верховный жрец может быть убит только ударом его собственного клинка точно  в сердце».
Я стал судорожно листать книги по искусству телепортации: мне было просто необходимо предупредить об этом избранного. В храме наверняка должна быть телепортационная платформа: не будут же орки для свершения каждого жертвоприношения проделывать столь длинный путь, идти через весь храм. Наконец, я нашел нужную главу в одной из древних книг. Перечертив простейшую формулу, я начал читать ее. Но ничего не происходило, по-видимому, слишком далеко. Я напрягся и представил себе древний храм: высокие черные своды, где, словно рой мошкары, беснуется мрак, важно плавая, будто лениво перетекая, клубясь. Вдруг мое тело охватила синяя вспышка, и я оказался на небольшом каменном постаменте круглой формы, под ногами красовалась гравюра черепушки. Я обернулся и тотчас схватился за сердце: передо мной была статуя таракана-переростка, голова которого была покрыта странной маской. Две передние лапы были задраны в атакующем жесте.  «Вот скоты! Так ведь и со страху помереть недолго» - подумал я об орках. Ну, ничего, уродец, не долго тебе осталось!  Мрак постоянно двигался, словно танцевал ночной вальс. Стены покрыты паутиной и слюной ползунов. Тускло мерцали горные кристаллы. Воздух был пропитан сладковатым, до тошноты приторным запахом смерти. Вдруг за спиной послышался звон клинка. Я резко обернулся. За решеткой, притворявшей вход в этот зал, разворачивался кровавый бой. Избранный сражался с несколькими стражами Апокалипсиса. Я без труда отличил их по алому свечению в глазах. В них вселился сам Белиар, я уже видел такое в монастыре с одним из моих послушников. Но если в том сидел обычный бес, то здесь совсем другое: существо, которое как бы проецировало себя в них, несложно было догадаться, что их телами овладел сам Спящий. Безымянный спаситель был изумительным бойцом. Уризель взвивался ввысь, поджигая противников. Звенела сталь, раздавались вопли боли и ненависти. Вот мощным ударом он обезглавил первого стража, чья голова, исполнив в воздухе прекрасное сальто, с грохотом упала к решетке. Второй лишился руки через несколько секунд после того, как его собрат потерял голову. «Ну, кто как умеет, - подумал я,- одни от любви голову теряют, другие от клинка». Между тем, посланник богов расправлялся с последним стражем: он сделал несколько выпадов, и, оббежав стража, нанес ему ряд сильных ударов наискось по спине. После чего вонзил в него меч, разорвав грудь.
     Я почувствовал, как мои силы тают, будто кто питается ими. Голова закружилась, мне чертовски захотелось спать. Усталость спутала мое старое больное тело, веки совсем потяжелели. Спящий окутывал меня неведомым заклинанием, рисуя в мозгу самые льстивые картины. Звучал тихий нежный голос : «Засни и оставь все проблемы, пускай другие решают их. Засни, и ты увидишь то, что так давно мечтал увидеть», – при этих словах в моем мозгу нарисовалась картина дома, теплого, забытого отчего дома. Резные наличники окна, запах мясных пирожков, огромный стол, покрытый тысячами неведомых яств. «Засни, оставь другим решать проблемы». «Нет! Не дождешься, я уж сначала скажу избранному, как тебя изгнать, а потом и подремать можно», - ответил я Спящему.
     Тем временем безымянный герой разгадывал последнюю тайну перед решеткой: перед ним было пять маленьких алтарей, в каждом из которых прорезано неповторимое отверстие, нечто наподобие замка. Почесав затылок, он достал посох и вонзил его в первое святилище. Тот легко вошел в отверстие. Посланец небес проделал такие же действия с остальными, и решетка медленно поползла вверх. Он вбежал в комнату. От удивления его челюсть отвисла.
-Ксардас! А ты тут что делаешь?
Мои силы почти иссякли: я едва мог держаться на ногах. Я понимал, что каждое слово дорого мне обойдется.
-Ты… должен… пронзить… пять сердец… оркских шаманов… они хранятся… неподалеку от Спящего…
Сил больше не было: картинка поплыла перед глазами, ноги подкосились, и я растянулся на постаменте…
     Перед глазами представали чудесные картины дома: занавешенные окна, высокая резная крыша, слышались знакомые, давно забытые запахи. Вот отцовская старая, потрепанная мантия, вот его древние книги, чьи страницы благоухали краской, разбавленной мирром. Вот то самое ложе, где пятьдесят семь лет назад я был зачат  глухой беззвездной ночью. Я вижу отца, он облачен в архиерейскую мантию, в левой его руке тонкая свеча, воск капает, но не обжигает ее. В правой он держит золотое, переливающееся божественным звоном кадило. Его длинные волосы как обычно зачесаны назад, а золотистая борода аккуратно подстрижена. А вот и мать, она очень худа и бледна, с короткой стрижкой, на носу едва заметная горбинка, что еще больше украшает ее. Вечно печальные зеленые глаза устремлены на меня, словно с неким страхом за мое будущее. Они зовут меня. Я понял! Это не просто сон – я мертв! Сейчас мои воспоминания закончатся, и я встречусь со всеми своими близкими наяву, реально…