|
|
Re: Т.: Хоринис
- За твоё здоровье, брат мой Пит! – радостно хрипел во всё горло толстый наёмник, тряся кружкой пива, из которой выплёскивалась белая пена. Затем он замолчал, сделав важный вид.
Шесть крепких мужиков стояли около деревянного стола, уставленного четырьмя глиняными кувшинами и разнообразными яствами. Блики множества свечей, вставленных в подсвечники трёх дубовых люстр, отражались в водянистых глазах виновника торжества – молодого курносого парня со свежим шрамом на левой щеке, раскрасневшейся, как и правая, толи от жары, властвовавшей в таверне, толи из-за чувства неловкости и смущения.
- Сегодня у нас был удачный день! Добрая охота!.. – проникновенно продолжал толстый наемник, но потом вновь сорвался на праздничный вопль, - За первую орочью кровь, запачкавшую клинок этого пёсьего сына!
Он хлопнул Пита по плечу, и тот чуть не упал, еле удержавшись за предплечье рядом стоящего высокого Джига.
- За первую чёрную кровь!
- За боевое крещенье!
- До дна, братья, до дна!
Послышалось громкое чоканье глиняных кружек, а потом наступило молчание, прерываемое сосредоточенным глотанием пива. Наёмники опустошили кружки и поставили их так, что остальные немногочисленные посетители таверны невольно вздрогнули: стол чуть не развалился от удара, а тарелки и ложки подпрыгнули на добрый дюйм. Воины, задорно рассмеявшись, сели на деревянные скамьи и принялись усердно жевать. Черноволосый молодой бард достал лютню и её струны зазвучали журчащим переливчатым ручейком, который впадал в прекрасную реку бархатного голоса трубадура.
Тем временем Регис и Кир подошли к стойке, около которой стояла хозяйка таверны «Усталый кузнец». Она была слегка полноватой женщиной средних лет. Черты круглого лица выдавали в Текле крестьянку: большой нос картошкой непрестанно вдыхал спёртый воздух таверны, пухлые красные губы добродушно улыбались, несмотря на то, что в круглых жёлтых глазах отражалось беспокойство и какая-то неуверенность, а синие мешки под глазами говорили о тяжёлой работе.
- Здравствуй, хозяйка! – сказал Регис, облокачиваясь на стойку. – Нам бы комнату на ночь и поесть…
- Конечно, милсдари, - голос Теклы был низким, в нём слышались услужливые нотки, а также какая-то присущая всем крестьянам простота - сейчас дела идут не очень хорошо. Мало кто заходит к нам сюда на ферму: все боятся пришельцев из Миненталя, особенно орков! Так что у нас много свободных комнат. Могу вам предложить…
- Самую простую, - перебил её Пинта.
- Конечно, конечно… Пять золотых. Вас устроит? – Регис кивнул головой, - Ужин в комнату или здесь?
- Здесь.
- Что закажите?
- Кувшин пива, четыре жаренных окорока с перцем и вяленой рыбы. Вот задаток, остальное отдадим утром.
- Как скажите! Воля ваша, – она улыбнулась, обнажив жёлтые зубы и приняв из рук Пинты три золотых монеты.
- Да, хозяйка, скажи, кто сейчас у наёмников главный? – проговорил Регис, указывая Киру стол, который тот должен занять.
- Кто главный? Милсдарь Торлоф главный! Он в кости выиграл вот и главный! – сказала Текла, протирая глиняную кружку.
- А у этих, - он кивнул в сторону веселящихся наёмников, - что за повод?
- Им обычно повода не надо, но сегодня он есть: встретили около фермы Бенгара отряд орков и перебили. Пит – тот, что рядом с толстяком – новенький, впервые в бой шёл. Вот и празднуют этакое крещенье огнём! Как бы не напали орки вскоре на нас…
- Спасибо, хозяйка, - вновь перебил её Регис, слегка наклоняя голову и отправляясь к столу, за которым его уже дожидался Кир. Пинта уселся рядом с другом и стал ждать ужин, наблюдая за тем, что творится в корчме.
Закончив свою грустную балладу, бард на мгновенье перестал играть... но вскоре его пальцы снова забегали по грифу лютни. Однако теперь вместо лирической, проникновенной мелодии послышался быстрый забойный ритм, которому в такт вторила губная гармошка, скользящая по губам какого-то сутулого бородатого старика, внезапно выползшего из-под стола. От него несло ромом так, что запах пиратского напитка, могли учуять даже волки, бродящие по окрестным лесам. На старике висел странный красный камзол, который когда-то точно был бархатным, но протёрся и истаскался настолько, что больше походил на древнюю робу послушника Огненного монастыря. На голове сидела потрёпанная треуголка, а на плече, то и дело скрипуче выкрикивая «Дьявол морррррской покаррррррает тебя!», примостился зелёный, с чёрной повязкой на одном глазу попугай.
Трубадур лукаво обвёл взглядом посетителей таверны и, остановив свой взгляд на наёмниках, завёл забористую пиратскую песню.
Череп и Кости на флаге,
Буйство и храбрость в крови,
Нашей пиратской браге
Вы столько раз помогли!!!
Бриги, фрегаты и шхуны
На абордаж брали мы!
Рви, брат, у лютни струны,
Славь ты проворство шельмы!
С демоном в кости играли,
Жизнь на кону была!
И, если уж проиграли,
То получали сполна!
Но и из пасти зловонной
Мы выползали с тобой!
Жили, хоть саблей пронзены
Были плутовкой-судьбой!
Рома глоток и в бой!
Скука сгонялась сраженьем!
Славь же, братишка мой,
Пиратство без рассужденья!
Встав из-за стола, воины пустились в пляс, на ходу приглашая станцевать с ними девушек-служанок, которые, впрочем, были не против, а наоборот так изящно и невинно вертели своими прелестями, что редкий ценитель женских достоинств мог равнодушно пройти мимо.
Простые девушки часто мечтали о богатых мужьях и поэтому, когда в корчме появлялись достойные мужчины, они начинали «стараться». Конечно, наёмники не являлись толстосумами, но зато их профессия считалась среди женской половины романтичной, насыщенной и богатой на приключения.
В таверну после недолгой прогулки вновь заглянуло веселье, при чём планы его были намного более значительны, чем просто посидеть, выпить кружку эля и снова выйти погулять. Возможно, оно даже рассчитывало на помпезное завершение своего пребывания, ожидая появления старой своей подруги – пьяной драки. Но пока веселье только пило и танцевало.
К столику, за который сели Регис и Кир, принесли заказанные яства. Друзья наполнили кружки пивом, приложились к ним, отёрли губы от пены и принялись за окорока. Они перестали обращать внимание на танцующих наёмников, занявшись поглощением жареного мяса. Их трапеза проходила спокойно и совсем не соответствовала обстановке, царившей в «Усталом кузнеце».
- Кир, ты обещал рассказать о своей жизни за барьером, - проговорил Регис, кладя в рот очередной кусочек мяса. – Думаю сейчас – самое время.
Парень немного замялся, но, хлебнув из кружки и проводив взглядом симпатичную служанку-вертихвостку, повёл свой рассказ:
- Как ни странно, но то, что было до того, как меня нашёл Мильтен, я помню смутно. Вернее даже сказать не помню совсем…
***
У Мильтена страшно болел бок, ныла правая нога, сквозь толстую материю робы пропитывалась кровь, текущая из огромной раны в области левого предплечья, на глазах наворачивались слёзы, зубы скрежетали, почти стираясь в порошок, но маг всё равно нёс мальчика, найденного им около круга камней Миненталя. Там, где кружит вороньё, ветер навевает в ушах печальные мотивы, шелест листвы похож на стоны давно умерших людей, а вековечный камень усиливает гул измученных нежизнью мертвецов, рядом с телом ребёнка бродили волки. Они скалили зубы и щерили пасти, но животные слишком боялись магии. Пара огненных шаров сделали своё дело, и раненный в другом бою Мильтен подобрал мальчишку и понёс на себе.
Маг шёл долго. Очень долго. Деревья сменялись другими деревьями слишком медленно, синий купол барьера давил на сознание. Ноги подкашивались, сонная пелена усталости падала на него, веки под её напором тяжелели и были готовы сомкнуться, к тому же пот, текущий со лба, попадал в глаза и едко щипал своими солёными ручонками. Маг продолжал бороться, он шёл, превозмогая боль, продолжал путь, потому что не мог оставить умирать мальчика. Мальчика, находящегося в бреду, бессильного и слабого, шепчущего слово… «Хоринис»…
Не мог из-за того, что когда-то его самого оставили умирать в лесу…
Мильтен споткнулся об камень и упал, попытался подняться, но из этого ничего не вышло…
Маг хотел уже признать своё поражение, он думал перестать бороться, готовился встретить победительницу-смерть…
Но сегодня она была милосердна. Смерть сделала ему подарок: их нашёл Диего.
Мальчик открыл глаза.
Он увидел каменный потолок, на котором слабо отражались четыре световых круга, исходящих от прикреплённых к стенам факелов. В комнате пахло жжёной серой и гнилой охран-травой. Мальчишка опустил ноги с кровати, почувствовал босыми пятками мягкость бархатного ковра и стал разглядывать то, что находилось в помещении. Напротив, вплотную прислонившись к стене, стоял алхимический стол, на котором примостился большой перегонный куб, состоящий из склянок всевозможных видов и размеров, соединенных между собой длинными зелёными трубками из плотной резины. Рядом возвышался шкаф-исполин, заполненный снизу доверху различными травами, грибами, ягодами и прочими ингредиентами для волшебных зелий, а также книжками, колбами, мензурками и глиняными черепами-шкатулками.
Послышался скрежет поворачиваемого ключа в замочной скважине. Мальчик прижался к стене, обняв колени.
Дверь отворилась, и в комнату пробился яркий дневной свет, заставивший ребёнка зажмурить глаза и прикрыть их ладонью, но вскоре они привыкли к нему и стали различать в дверном проёме высокий мужской силуэт, который, хромая на правую ногу, перешагнул порог.
Это был Мильтен. Новая красно-чёрная роба мага Огня облегала его худощавую фигуру, особенно подчёркивая широкие плечи. Засаленные чёрные волосы были убраны в хвост, тонкие губы расплылись в добродушной улыбке, а карие глаза смотрели на мальчика как-то по-отцовски.
Мильтен, опираясь на деревянный костыль, зашёл в комнату, захлопнув за собой дверь, и проковылял к кровати. Прислонив свою подпорку к стене, он сел рядом с ребёнком и посмотрел на него.
- Как тебя зовут? – спросил маг у мальчика.
Молчание.
- Боишься? Не бойся… Здесь тебе не сделают вреда, - его голос едва заметно дрогнул, - Есть хочешь?
Мальчик кивнул головой и повернулся к магу лицом.
- Тогда пойдём… - проговорил Мильтен, положив руки ему на плечи, - Я буду называть тебя Кир… Ведь ты не помнишь как тебя зовут, верно?
- Да, Вы правы, не помню… Ничего не помню… Но почему Кир? – робко просипел мальчишка.
- Это имя в переводе с нордмарского значит «Владыка», - когда маг сказал это слово, ребёнок удивлённо на него посмотрел.
- Ты был моим владыкой, когда я нёс тебя на себе… - немного помолчав, продолжил Мильтен.
А затем улыбнулся.
- Дядя Диего, а когда вы мне с Мильтеном дадите настоящий меч? – спросил десятилетний Кир высокого загорелого варрантца, сидя на кровати и болтая ногами.
- Когда будут усы расти, тогда и дадим, - посмеиваясь, ответил тот, почёсывая свой орлиный нос.
- Такие как у тебя?
- Нет, - вновь усмехнувшись, растягивая букву «е», проговорил Диего, - До таких как у меня тебе ещё долго! Когда хотя бы одна волосинка вылезет у тебя над губой, тогда я самолично пойду к Фиску и куплю тебе «Смирение рудокопа».
- Точно купишь?
- Точно!
- Обещаешь?
- Может тебе ещё и клятву дать? – взяв бутылку эля и открыв её, весело сказал варрантец.
- А пива когда дадите?
- Рано тебе ещё!
- Ну… - Кир сделал лицо бедного, убогого попрошайки, - пожалуйста…
- Что так хочется? – Диего поднял чернявую густую бровь.
- Угу!
- Ладно, только Мильтену не говори, договорились?
- Конечно, - с заговорщическим видом ответил мальчик, потирая ладони, а потом прибавил. – Слово даю!
- Ну, раз слово даёшь, тогда держи!
Диего поставил бутылку эля на стол и достал из сундука другую, поменьше. Он вырвал зубами крышку и налил напиток в небольшую кружку. Потом достал кусок сыра и отрезал ломоть. Кир в ожидании поглощения «чудесного» напитка, чуть не запрыгал на кровати, посматривая на огонь в камине, который ликовал почти также, швыряясь искрами и углями, как будто хотел добраться первым до запретного питья.
- Вот возьми, - едва сдерживая смех, сказал Диего. – Точно этого так сильно хочешь?
- Очень!
- Ну, тогда выпьешь с дядькой за удачу будущей охоты! Видел, как мужики пьют?
- И не один раз! – гордо произнёс Кир, выпячивая грудь.
- И как же?
- Они сначала стукаются стаканами, - затараторил мальчик, - потом кричат «До дна!» и одним махом выпивают это, - он поболтал кружкой в руке.
- Ого! Раз ты всё знаешь тогда, - варрантец взял бутылку пива и лукаво посмотрел на Кира, - до дна!
- До дна!
Мальчик одним глотком опорожнил содержимое своего стакана, раскраснелся, закашлялся, откинул кружку и выбежал из хижины Диего с такой скоростью, с которой мог бежать только человек, наткнувшийся на сотню глорхов. Варрантец же заливался смехом: вместо пива Кир выпил рисового шнапсу.
Через десять минут мальчик вернулся и, нахохлившись, плюхнулся на кровать. Он долго ничего не говорил, но то и дело посматривал на Диего, набивавшего трубку какой-то сушеной травой. Варрантец закурил. Улыбнувшись, он вытащил трубку изо рта и предложил покурить мальчику, тот только нахмурил брови.
- Почему ты мне не сказал, что пиво – это такая гадость? – укоризненно спросил Кир.
- А ты и не спрашивал!
- Мог бы и предупредить! Я теперь вообще больше никогда не буду у тебя чего-нибудь брать и просить! Не верю тебе! Плохой дядька!
Диего ещё долго посмеивался, подбрасывая дров в камин и куря трубку.
В тёмной комнате, в которой обычно Мильтен обучал Кира грамоте, царила самая что ни на есть мистическая обстановка. Подросток любил здесь находиться: ему нравилось смотреть на красную пентаграмму, нарисованную, по словам алхимика Дамарока, давным-давно кровью самого настоящего Чёрного Тролля; его поражал тот волшебный воздух, который впитывался в каждую книжку, тумбу, шкатулку, склянку, каменную брусчатку пола; стены, дышащие древностью и чародейством, возбуждали в его воображении мысли о старинных заговорах, интригах и других государственных шалостях такой немаловажной миртанской касты, как маги; серебристо-зелёная дымка, окутывающая ноги каждого из находившихся в комнате, придавала Киру неведомые силы, вызывающие целый калейдоскоп эмоций и повышенную энергетику тела.
Именно в этом помещении подросток часто задавался вопросом, мучащим его уже долгое время. Вот и сейчас он посмотрел на Мильтена, который сидел напротив и читал странную малиновую книгу, постоянно делая пометки карандашом, и, набравшись смелости, наконец, спросил:
- Учитель, почему я не изучаю круги магии? Я много о них читал, мне интересно, знаю формулы некоторых заклинаний…
- Откуда? – оторвавшись от книги и положив карандаш на стол, удивился маг.
- Вычитывал из книги… - замялся Кир.
- Не ври мне никогда насчёт того, что касается магии! Ты мог бы это сказать Диего или Горну, но меня обманывать в этих делах просто глупо, в книгах идёт только описание заклинаний, но никогда не печатались формулы, - с лёгкой укоризной проговорил Мильтен, - к свиткам у тебя доступа нет… Так откуда?
- Иногда кто-то их мне шепчет… - честно признался подросток, опуская голову и рассматривая свои новые красные сапоги.
- Шепчет? Это за углом что ли?
- Нет! Вот тут! – Кир легко ударил себя по лбу два раза. – Слышу голос… такой низкий, глубокий…
- Голос… - Мильтен улыбнулся, - Что ж такое бывает. У тебя сильные способности адепта, принимающего магию со стороны. Поэтому я и не учу тебя магии! Тебе не надо! Ты улавливаешь любое магическое колебание и принимаешь его отражение у себя в мыслях, потом ты научишься этим пользоваться. Если я тебя начну учить первому кругу магии, ты можешь потерять разум! Это опасно! Я не хочу рисковать…
- Но…
- Кир, я тебе всё объяснил! Ты ведь знаешь правило: говорю только один раз. Не повторяю.
- Я помню, учитель…
- Тогда продолжим изучать варрантский язык. Фаррух ибн Мухаммед писал в VII веке следующее…
Мильтен заговорил на причудливом диалекте людей, населяющих пустыни Варранта, потом замолкал и слушал перевод ученика. Однако маг не слушал его перевода, мысли были заняты другим. Он решил проверить свою теорию происхождения странного голоса в голове подростка. Мильтен зашептал формулу «Огненной стрелы», не переставая смотреть на усердно вспоминающего перевод какого-то слова Кира и пытаясь заметить перемены на его лице.
Перемен не было.
- Эй, ты! Малец… Постой-ка! – пьяный стражник схватил Кира за воротник и прижал к стене замка. Наступал вечер, на улице было темно и малолюдно. Их никто не мог видеть.
– Где руда, которую ты должен был спереть у магов? – продолжил он.
Подросток побледнел и попытался вырваться.
- Не принёс?!.. Что тебе говорил дядюшка Бладвин? - осуждающе сказал прислужник Гомеза, скаля свои гнилые зубы. – Что он с тобой сделает, если ты не принесёшь ему руду?
Стражник ударил мальчика в живот. Кир вскрикнул, начал задыхаться. В его глазах Бладвин увидел ненависть, какое-то детское мужество и зачатки слёз, которые так хотели брызнуть из глаз, покатиться по щеке и упасть, разбившись о кожу его сапога, но никак не выползали за барьер нижнего века и порог красной чашечки. Что-то им мешало, задерживало на островах белка…
И это что-то было чужое вмешательство в сознание Кира.
- Ну так! Понял теперь, что бывает с теми, кто меня не слушает! – стражник хрипел, брызгая слюной и источая зловония своим ртом. – Завтра, я буду ждать, сучонок! Понял!? А сейчас… Сейчас я устрою тебе порку!
Бладвин опустил мальчика на землю, резко развернул, приставил лбом к стене, схватил за волосы и достал плеть. Он занёс руку для первого удара…
Подросток судорожно смотрел по сторонам, пытался вырваться, бил ногами по железным голеням, напрасно царапал металл брони, кусался, кричал, звал на помощь, но тщетно – рядом никого не было. Он знал, чем заканчиваются порки этого стражника… И поэтому искал малейшую брешь в стене страха и жестокости, через которую он сможет вновь попасть в свой, пусть и обречённый на вечное заключение, мир. Почти такой же безжалостный, но всё же таящий в себе маленькую крупицу добра и света.
Кир увидел нож, который лежал довольно близко, но всё же не настолько, чтобы до него можно было дотянуться рукой. Мальчик стал звать его к себе, манить взглядом, просить о помощи Голос…
- Ven aqui! – громогласно раздалось в голове Кира, и подросток, почувствовав прилив необычных сил, тут же повторил эти слова, тихо, почти шёпотом…
Нож, перекувыркнувшись в воздухе три раза, воткнулся в бедро Бладвина. Стражник закричал, схватился за рукоятку и выпустил мальчишку из рук. Кир, не оглядываясь, понёсся со всех ног в сторону храма Инноса…
Мильтена в комнате не было. Парень подошел к большому столу, чернеющему в темноте пространства и одиноко прислонившемуся к длинной, высокой стене. На нём лежали книги разных переплётов, цветов и содержаний.
Но Кира интересовала только одна, та, что даже в ночи выделялась среди других своей яркой малиновой обложкой, та, что пахла кожей и древними страницами, та, что написана рукой некроманта…
Серебристый луч луны пробивал барьер насквозь, протискиваясь через магические прутья синей плазмы, преодолевая лёгкое сопротивление слюдяных чешуйчатых окон и заканчивая свой путь на полу, расплываясь бледно-жёлтой лепёшкой на камнях. В комнате парил сладкий дым благовоний, образующий некую туманность и чуть-чуть щекочущий ноздри. В келье Мильтена не было почти никакой мебели. Небольшая кровать, комод, да письменный стол, к которому с опаской продвигался Кир.
Среди груды дряхлых, пожелтевших от старости, кое-где подпалённых листков и новеньких книжек парень сразу заметил малиновый переплёт. Он с трепетом коснулся кожаной обложки, взял в руки книгу, спрятал её за пазуху и понёсся прочь из комнаты. Кир вилял по коридорам, спускался с лестниц, спотыкался о деревянные пороги. Наконец, он достиг своего жилища, захлопнул дверь, заперся на ключ. Парень зажёг свечу из белого воска кровавых мух: огонёк затрепетал в темноте помещения, образуя идеально ровный желто-дымчатый круг в области горящего пламени. Кир достал книжку и раскрыл её.
Парень никогда раньше не видел таких символов, но понимал то, о чём читает. Всё тот же Голос разъяснял ему тайны этой книги, рассказывал о мистических обрядах и ритуалах послушников Белиара. Ритуалах Разрушения.
Сначала всё было тихо, спокойно, Голос вселял историю вселенского творения в мозг, равномерно, не торопясь… Он говорил о создании первого мира, мира, который сотворил Единый Создатель Вселенской Жизни, мира, где из разумных рас жили только люди, а магия считалась дарованием дьявола. Потом этот мир разрушился, а Великий Творец создал тысячи других вселенных, поставив над ними двенадцать праведников. В свою очередь враг Единого внедрил в душу каждого из наместников своего слугу, который прожигал всё существо изнутри, чернил белые струны их сердец. И тогда избранным Создателя приходилось бороться с собой, разделяться на десятки сущностей. Так появились те, кого жители новых миров стали называть богами. Так увидел бесконечность и этот мир – Мордраг. Его сердце находится среди морей и гор, там где наложено четыре печати света. Он стал первым из молодых миров. Праведника, поставленного над Мордрагом, звали…
Внезапно перед Киром заплясали крючковатые руны, исполняя демоническую мессу, сливаясь в единую цепь воющих голосов, краснея, зеленея, наполняя помещения сотнями магических туманов, испуская свет, который струился тонкими лентами и вырисовывал очертания странных букв. Обложка стала жечь ладони, свечение щипало глаза, проникая сквозь них и вонзаясь в мозг. Кир терял сознание, чувствовал как его руки и ноги перестают ему подчиняться, просил о помощи, и она вновь пришла - последнее, что он успел сделать - это закрыть книгу.
Стихло…
Он очнулся на полу у себя в комнате. Алые лучи рассвета танцевали по стенам, играясь и радуясь наступившему утру. Пение птиц проникало сквозь открытое настежь окно, причудливо сочетаясь с тишиной ещё не проснувшегося лагеря. Свеча догорела и бесформенной кучей воска прилипла к фарфоровому изогнутому подсвечнику, который поменял свет из белого в бардовый. Парень поднял книгу, раскрыл её, облокотился на кровать, пролистнул несколько страниц…
Ничего…
Никаких туманов, странностей и загадочных Голосов, только чёрные крючковатые руны, оскалившиеся и злобно смотрящие Киру в глаза.
|