Re: 2-й межфорумный турнир

7.
Хвостик.

Хвостик проснулась от яростного рыка матери:
- Бегите!!!
Вскочив на лапы, стукнувшись лбами с Когтем и вырвав свой хвост из-под чьей-то лапы, она бросилась к выходу из норы. Если мама так кричит, то надо её слушаться. Выбежав на солнце, она на секунду зажмурилась от яркого света, споткнулась обо что-то мягкое и кубарем покатилась по мокрой траве. Происходило что-то очень необычное и очень страшное. Чуткий нос волчонка безошибочно выделил из всей картины запахов кровь. А ещё пахло чем-то необычным, чуждым, но смутно знакомым. Хвостик встала, лапы разъезжались на залитой багряной кровью траве. Слева коротко взвизгнул Пятно, затем раздался чавкающий звук. Снова зарычала мама. Наконец глаза привыкли к свету, и волчонок увидела, что происходит. На небольшой полянке перед их норой стояли огромные двуногие безволосые существа. Люди! Вот, что это был за запах! Хвостик видела людей всего однажды, когда папа водил их на опушку… Папа! Старый волк лежал чуть правее норы, из его бока торчали три странных палочки.
- Папа!!! – Хвостик бросилась к отцу, ткнулась с разбегу носом в его морду. – Папа! Вставай, там маму бьют!!! Папа!!!
- Хвостик, беги! – закричал кто-то сзади, кажется, это был Зуб. Волчонок обернулась. В двух шагах от неё стоял человек. В передней лапе он держал длинную блестящую полосу. Он был огромен. Хвостик, от страха, слегка присела на задние лапы. Человек размахнулся и ударил. Волчонок взвизгнула и быстро прыгнула вперёд. Как оказалось, недостаточно быстро. Удар попал по хвосту, и Хвостик взвыла от нестерпимой боли. Человек размахнулся второй раз, но Хвостик уже удирала в лес. Папа учил, что если вдруг что-то случится, то надо бежать к кривому дереву. Все придут туда.
***
Пять минут спустя на полянке всё было кончено. Трое наёмников, только что уничтожившие волчью стаю, воровавшую у Акила овец, вытирали оружие.
- Одного упустили, - сказал Корд, вкидывая меч в ножны.
- Да и Иннос с ним, всё равно без родителей волчонку не выжить, - флегматично заметил Ярвис.
- Пошли на ферму, жрать уже охота, - подытожил Волк.
***
Хвостик сидела у кривого дерева до ночи. Никто не пришел. Когда стемнело, ей стало очень страшно одной, и она решила вернуться к норе. Наверное, эти страшные люди уже ушли… Вот и дом. Хвостик выбежала на такую знакомую полянку и остановилась. Прямо перед ней лежал Коготь, его голова была странно вывернута в сторону. Чуть поодаль лежала голова Пятна. Непоседа даже не успела отбежать от норы. Зуб упал возле кустов, а около него лежала мама…
- Мама… - Хвостик подошла и ткнула её лапой. – Мам… Они ушли. Я сидела у дерева, сидела, как папа учил, а вас нет и нет… – Папа уже брал детей с собой на охоту, и Хвостик понимала, что вся её семья мертва. Понимала, но отказывалась верить. – Мам, вставай. Мама…
Хвостик села под бок маме – она любила так сидеть вечерами, мама была такая тёплая и уютная – закрыла глаза и завыла. Она вся ушла в своё горе, растворилась в нём без остатка, пока рядом не раздался тихий, чуть хрипловатый голос:
- Их больше нет.
Хвостик вздрогнула и посмотрела на бесшумно подошедшее существо. Синеватая шкура, огромные зубы и устрашающий рог… Мракорис! Владыка леса, самый опасный зверь, так говорил о нём папа. Волчонок сжалась в комочек и поплотнее придвинулась к маме. Мама всегда могла защитить.
- Их больше нет. – повторил зверь. – Их нет, но ты есть. И ты должна жить. Пойдём, я живу здесь недалеко. У меня тёплая пещера, и есть еда.
Хвостик замотала головой так, что она чуть не оторвалась.
- Не бойся, я не причиню тебе зла. Подумай сама, что ты будешь делать одна в лесу? Ты не сможешь ни добыть пищи, ни отбиться, если кто-то на тебя нападёт. Неужели ты думаешь, что твоя мама хотела бы, чтобы ты тоже умерла? Не глупи, малыш. Пойдём. Пойдёшь?
Хвостик неуверенно кивнула.
- Ну вот и молодец. Меня зовут Ночка. А тебя?
- Хвостик…
***
Прошло три года. Молодая волчица быстро бежала по лесу. Бесшумной тенью она скользила между деревьев в поисках жертвы. С тех пор, как умерла Ночка, Хвостик заботилась о себе сама. Под присмотром мракориса она выросла очень грозным хищником – быстрым, ловким, сильным. Ага, а вот и обед… Хвостик остановилась, и повела носом. Пахло кротокрысом. И ещё чем-то. Совсем неуловимо, почти незнакомо… Хвостик принюхалась тщательнее, и её, как молнией, пронзило узнавание. ТОТ запах! Тот самый! Где-то здесь, неподалёку, был один из людей, убивших её семью! Хвостик глухо зарычала и побежала на запах.
***
Наёмники возвращались с рейда против бандитов, когда на них бросился из кустов огромный волк. Сбив с ног Сайфера, он, не обращая на него больше внимания, кинулся на стоявшего рядом Ярвиса. Смертельный прыжок оборвал удар тяжелого топора – Горн всегда отличался отменной реакцией. Волк упал на землю и затих.
- Что это за сумасшедшее животное? – недоуменно спросил Сайфер, поднимаясь с земли. – Первый раз вижу, чтобы одинокий волк бросался на троих вооруженных людей.
- По-моему, ты его особо не интересовал. – Задумчиво сказал Ярвис. – Он хотел добраться именно до меня… Точнее она. Постойте-постойте, я, кажется, знаю это животное! Точно! Видите обрубленный хвост? Это тот волчонок, которого мы тогда упустили! Единственный раз, когда работа не была выполнена полностью! Это ж надо, сколько лет прошло, два года? Однако, воля Богов при…
Говоря, Ярвис наклонился над, казалось, мёртвой волчицей и в этот момент Хвостик дёрнулась всем телом, судорожным усилием рванулась вверх и разорвала ему горло. Из раны на её спине толчком выплеснулась кровь, и она затихла уже навсегда. Ярвис, впрочем, тоже…
- Ах ты! – Сайфер подбежал к телам, наклонился над Ярвисом. – Мёртв. Ууу, сволочь, - он пнул мёртвую волчицу в бок.
- Нет. – задумчиво сказал Горн. – Она была в своём праве. Кровь за кровь. Она погибла, как настоящий воин, до последней секунды своей жизни пытаясь добраться до врага. И унесла его с собой. Она достойна уважения.
***
Хвостик бежала по зелёной-зелёной траве. И хвост её был на месте. А навстречу бежали её родные. Они снова были вместе.






8.
Игри.

Пол каменной берлоги был выстлан сухой травой, но трава пахла не лесом, а мертвой землёй. Игри поморщилась. Сквозь узенький проем, перегороженный прочными прутьями (ей сразу вспомнился их кислый вкус), лился ослепляющий солнечный свет.

Убегающие, но уже обречённые олени, пушистый снег под лапами и спина Тёплого впереди – все исчезло. Игри накрыла морду лапами и зажмурилась, но счастливый сон растаял без следа. Она обиженно приоткрыла один глаз и с неудовольствием уставилась на танцующие в потоке света пылинки. Те дразнились, мол, а ты чего валяешься? Она протянула лапу и бесцеремонно разогнала надоедливые точки. В блестящем свете короткий мех цвета заходящего солнца тоже блестел и переливался. Она с подозрением поглядела на вход – не приснилось ли?

**
Прошлой ночью дверь открылась. Потом в ушах свистел ветер, ослабшие было в тесной берлоге мышцы бросали хозяйку дальше обычного. Даже воздух, казалось, уступал ей дорогу. Берлоги гладкокожих рывками проносились мимо, скрываясь за спиной. Если бы Тёплый видел её! Вокруг кричали многими голосами – крики пьянили страхом жертв и отрезвляли яростью охотников.
Потом задние лапы вдруг отказались слушаться, и это было страшно. Прыжок окончился падением и болью, а ведь берлоги гладкокожих остались позади и уже виден был живой лес. Игри извивалась и скребла землю когтями, но лес больше не желал приближаться. Железнобрюхие снова спеленали ее хитрыми сетями. Она взвыла от обиды.

Когда-то Тёплый пытался объяснить ей «свободу», а она не понимала. Теперь поняла. Но зачем один гладкокожий открыл ее берлогу, а другие приволокли её обратно? Она не понимала. Тёплый бы понял, он умный. Самый умный.

**
Шум снаружи усиливался, словно гладкокожие со всего своего леса собрались вместе, чтобы раздражать ее своими голосами. Игри решила не обращать внимания.

Совсем рядом злобно зазвенели железные когти железнобрюхих. Игри поднялась с пола, потянулась, разминая спину, и выглянула наружу. За стенами берлоги было дно просторной ямы, и там сейчас вертелись железнобрюхий и гладкокожий. У железнобрюхого был большой и длинный железный коготь, с ним он походил на носорога, такой же массивный и грозный. У второго тоже в лапах что-то поблескивало, но был он меньше и подвижнее.  Где-то вокруг, на возвышении, толпились соплеменники дерущихся, но она почти не видела их, лишь слышала подбадривающие крики.

Пришлый зашел на чужую территорию и от смелости или безысходности оспаривает чужие владения, решила она. Хотя нет, эти живут большими стаями, значит драка идет за право лидерства. Или за самку. Я тоже умная, с гордостью подумала Игри. Тёплый бы похвалил. Хотя Тёплый умнее. Он самый умный.
Стая снаружи взревела. Гладкокожие вопили с бессмысленной радостью, как когда наешься пьяной ягоды и неважно чему радоваться. Железнобрюхий скрючился на земле, над ним стоял победитель и – даже отсюда видно – тяжело дышал. Он поднял голову, но вместо того, чтобы подтвердить победу грозным ревом, лишь вгляделся в проем, из которого наблюдала Игри. Она отвернулась.

**
Потом были еще драки. Солнце перестало заливать берлогу светом, и в ней стало еще тесней и тоскливее.  Еще дважды она видела гладкокожего, победившего первым, и снова над поверженными сородичами. А может ей только показалось – они все на одну морду.

Она уже перестала следить за тем, что происходило снаружи, когда вход ее темницы внезапно открылся, впустив к ней запах крови и свободы. Жалобное «не понимаю!..» в очередной раз пронеслось у нее в голове.

На этот раз она не стала спешить: осторожно выбралась наружу, прислушалась и осмотрелась. В центре неподвижно стоял гладкокожий с короткими когтями в лапах. Наблюдающая сверху стая непривычно притихла.

Выход из ямы был перекрыт высокими щитами, края ямы недосягаемо высоко.

Время шло. Гладкокожий не двигался, Игри тоже стояла, не зная, что ей делать. Стая начала возмущенно гудеть.  Летающий зуб какого-то железнобрюхого сверху ухнул и воткнулся позади нее – Игри отпрянула и зашипела, судорожно выискивая угрозу.

Гладкокожий встрепенулся и как-то нехотя двинулся к ней. «Где ты, Тёплый, зачем обещал, что всегда будешь рядом..»  Игри жалобно, едва слышно мяукнула.

Гладкокожий метнулся к ней; от его яростного рёва мех на спине зашевелился. Железные когти несколько раз мелькнули перед самой ее мордой.

Игри взвизгнула и отскочила. Теперь все было понятно – вот враг, и он убьёт ее, если она не убьёт его. Ей нельзя умереть, только не сейчас. Тёплый расстроится и ей будет стыдно. Ведь с ней умрет еще один, а может двое. Нельзя.
По телу прошла тягучая волна, страх выкипал, уступая место злой уверенности, мышцы скрутились в пружину. Она припала к земле и оскалилась.

**
Северянин лежал неподвижно. Самка саблезуба оглядывалась на кричащих зрителей, яростно рычала, кидалась на стены ямы и закрытые ворота. В первую секунду Фальк готов был поклясться, что странный дикарь намеренно открыл ей горло… Какая ведь чушь в голову приходит.

Но зрелище устроил славное, крякнул Фальк. Казалось и нож держать не умеет, но трое лучших гладиаторов Миртаны не выстояли против его скорости и упорства.

А тигрицу-победительницу смертельного боя вернут туда, где поймали, и целый год ни один охотник не зайдет в ее угодья. «Жаль, такая шкура. Да и зубы пошли бы в дело. Но нордмарцы за нарушение сами шкуру спустят, да..» - с сожалением подумал Фальк.

Он задумчиво перебирал пожитки погибшего, когда из-под выцветшего старого плаща цвета пожухлой травы (а будто и не ношеный, отметил охотник) на деревянный пол бухнулся черный обточенный камень с высеченным изображением саблезуба.

**
Вокруг был родной лес, и она снова не понимала - почему гладкокожие, желавшие её убить, теперь привезли обратно?
Она неслась по белому лесу, разбивая хрустящий наст, морозный воздух обжигал легкие и пьянил. Игривая больше не боялась – ведь впереди уютное логово, впереди Тёплый, он все объяснит ей, ведь он самый умный. Он похвалит ее, ведь она не дала себя убить и уберегла их потомство. У них будут дети, в этот год точно будут, теперь она была уверена.  



9.
Воспоминания о былом


С восточной стороны Хориниса, где стена тёрлась боком о гору, несколько падальщиков расселись подле старика Хрума.
В нём уже трудно было узнать бравого вояку: клыки затупились, а мышцы стали дряблыми и вислыми. При ходьбе его длинный хвост, некогда стоявший трубой, еле волочился по земле. Хрума не съели только по одной причине – он был чертовски хорошим рассказчиком. Когда солнце припекало особо яростно,  все собирались вокруг старика в его излюбленном месте у стены, под кронами деревьев, чтобы послушать очередную байку.
- Сегодня я расскажу вам о том, - начал мудрый падальщик, - как я хитростью отбился от матёрого волка…
Громкое фырканье прервало рассказ. Огромный, как детеныш дракона, падальщик оскалился:
- Старик, от волка и хитростью? Как бы я ни хотел тебя сожрать, но думал, что уж такую мелочь, как волка, ты загрызёшь и так!
Чявк, нынешний вожак, люто ненавидел Хрума. Хоть тот и был слабым стариком, но пользовался даже большим уважением, нежели сам вожак. Чявк всегда намекал, что старику пора бы на покой.
- Эх, молодо-зелено! Чавк, ты смелый, сильный и упрямый. Тебе хватит храбрости целый день биться о каменную стену головой и набить огромную шишку! И всё в надежде, что там в груду свалена еда. А вдруг за стеной стража?
- Перегрызу! – бросил Чавк.
- Как грифонов? – съехидничал старик.
Чавк потупился. Вчера ночью с охоты вернулись не все. В пол дня пути от Хориниса, у самого берега моря, боги устроили падальщикам пир. С последним отливом весь берег оказался усеян рыбой, и она начинала приятно попахивать на солнцепёке. Чавк взял с собой всю стаю, кроме старика Хрума, оставив тому кусок мяса из ляжки какого-то купца, неосторожно сунувшегося в лес. Они знатно набили пузо, но за всё приходится платить. Нагрянула орава грифов, которым было абсолютно наплевать, кого есть: рыбу или самих падальщиков. Завязалась потасовка из которой живыми вернулись не все…
История с грифами бросила тень на авторитет Чавка. Но вместе с тем в битве полегли все защитники Хрума. Остались только братья Чавка и зелёная молодёжь, с восторженным писком внимающая каждому слову старика. Пусть они уснут после истории, а уж он поможет отправиться на покой Хруму.
Чавк прикрыл глаза, опустив голову на валун. Пусть старик говорит в последний раз.
- Дело было тогда, - продолжал Хрум, - когда с деревьев стали опадать листья. Ветер нёс с моря сырость. Зверь в такую пору носу из норы не кажет, а уж хищники бесятся и подавно. Почему люди главенствуют на острове? Да потому, что они тоже падальщики, только продукты умеют хранить дольше нашего. Тот же волк должен постоянно крутиться, искать свежую пищу, нет ему времени подумать. Люди приспособились: наберут полный амбар жратвы и сидят в тепле, размышляют, как дальше жить. Мы вот также можем, но почему-то не пользуемся…
Старик тяжело вздохнул, бросив взгляд на, казалось бы, задремавшего Чавка.
- Что же было дальше, деда? – пискнул падальчонок, забравшийся на пень. – Ты обещал рассказать, как перехитрил волка!
- Да-да, помню, малый, - кивнул старик Хрум. - День за днём небо выплёвывало дожди, моросило не переставая. Я прятался здесь же, где мы сидим сейчас. Рядом, в скале, отличная пещерка, а толстые стены и горы защищают от ветра. Вон там, чуть в стороне от крупных глыб, куст дикой малины, она помогла выжить в то время.
- Ты ел малину, деда? – в ужасе воскликнул падальчонок, свалившись с пня. – Какая гадость!
- Нет, не ел, - нахмурился Хрум. – Не перебивай! В ту пору волки особенно озверели. Я возвращался с охоты, когда увидел, как облезлый волчище подходил к нашему лагерю. Мокрая шерсть липла к облезлым бокам, его можно было бы пожалеть. Но враг есть враг. Я крался к нему со всей осторожностью, чтобы вцепиться незваному гостю в шею. Не знаю, учуял он меня или услышал, но уже через мгновение он стоял мордой ко мне, скаля ужасные клыки. Помню, что его рык повёрг меня в ужас. Я хотел бы ему ответить, но сами знаете, мы можем лишь пищать.
Волк медленно подбирался ко мне: злой, голодный, страшный. Я давно распрощался с жизнью, как в том самом кусте малины увидел фигуру. Это был шанс, и я завопил, словно мне хвост прищемили. Медведь сразу обратил на нас внимание. Хе-хе, волк улепётывал так, только хвост мелькал! Я же свалился наземь, и медведь, обнюхав меня, вернулся к малине. Вскоре и он ушёл, а волк больше не появлялся.
Старик закончил рассказ. Дети уже зевали, и Хрум отправил их в пещеру. Чавк, приоткрыв один глаз, наблюдал за рассказчиком. Когда старик остался один, Чавк поднялся:
- Эй, старик!
- Не шуми, Чавк. Детей разбудишь.
Из-за кустов чертополоха вышли трое братьев Чавка. Один загородил собой вход в пещеру, а двое остались подле Хрума.
- Сегодня ты рассказал последнюю сказочку, старик, - забавлялся Чавк. – Пора бы и честь знать, зажился ты на этом свете.
- Вождь, - сказал Хрум со всей любезностью. – Я понимаю, что ты хочешь быстрее со всем покончить, но настоятельно прошу тебя отложить всё хотя бы до завтрашнего дня. А сейчас нам лучше уйти в пещеру.
- Ты смеешь указывать, старик! – взвился Чавк. – Я сожру тебя с потрохами! Даже косточек…
Не успел вождь закончить фразу, как старик, пошатнувшись, упал оземь.
-… не оставлю!
Братья переглянулись, с недоумением глядя на неподвижное тело.
Стояла тишина, только ветер гулял по кронам, да шуршал лес. Никто из братьев не обратил внимания, что шорох стоял громче прежнего. Да что с них взять, они падальщики, не охотники.
- Вон эти мрази! – с непонятным криком из леса выскочили несколько охотников.
Ни Чавк, ни его братья не успели даже пискнуть, как оказались проткнуты стрелами.
- Эти, что ли? – после спросил один охотник, сжимая лук.
- Да какая разница? Кто-то из них сожрал купца, мы положили кого-то из них. Всё равно всех не перестреляем. Заказ выполнили и ладно. Пойдём, выпьем эля.
- Это мысль! В лесу я чертовски умаялся!
Когда шаги охотников стихли, старый падальщик поднял голову.
- Эх, ничему молодёжь не учится, - пробурчал Хрум, принявшись стаскивать тела к пещере. – Ну, хоть обед на завтра есть.