Re: Немного романтики

  Элиза не знала, кто он и откуда появился.
  В городе о нем говорили часто, но почему-то только шепотом. Говорили разное. И что он беглый каторжник, и что он – великий воин, избранный Богов, и что он побочный сын короля Робара, и уж совсем тихо – что он порождение тьмы и полоумного колдуна Ксардаса. Крестьянин Лобарт, придя как-то на ярмарку, выпил и проговорился, что незнакомец появился со стороны ужасной, выросшей за ночь, башни, куда не решались забредать даже грабители, и за которой ничего не было, кроме скал – ничего, откуда мог прийти обычный человек. Кое-кто винил этого типа в том, что остров оказался наводнен разным сбродом, хлынувшим из колонии после падения барьера, кто-то возражал, что неизвестный герой, по слухам, навсегда остался в подземельях разрушенного города орков.
  Незнакомец довольно быстро освоился в Хоринисе, ходил на охоту с Бартоком, потом заменил симпатичного подмастерье Брайана  в кузнице угрюмого бородатого Харада. Копченый злыдень сперва не хотел принимать его в обучение, выставил непомерное требование: хочу, говорит, оркский топор. Ехидно спросив: «А оркский скальп тебе не надо?», кандидат в ученики притащил ему два. Ну, один он снял с лазутчика клыкастых, на которого они с Бартоком напоролись на охоте. Происхождение второго – осталось тайной, но никого не удивило. Особенно после того, как незнакомец в два счета побил ржавым мечом Альрика, для которого бои были хлебом насущным. После они, конечно, хорошенько напились, и Альрик с видимым удовольствием стал участвовать в совместных разминках.
  Безымянный этот свел короткое знакомство почти со всеми в городе, и его полюбили за немногословную, но приветливую манеру держаться. И почти каждый горожанин уже был чем-то ему обязан: никто не оставался без помощи, если обращался к неизвестному, а обращались часто. Он одинаково охотно занимался и обыденными проблемами, вроде «Убеди соседа», и проблемами покрупнее, вроде разгона окрестных бандитов, и даже, честно говоря, довольно темными делишками. Вскоре после появления в Хоринисе, он сменил свою старую одежду на новенький кожаный охотничий костюм, и Матео каждый раз при виде его, бурчал себе под нос, что точно такой же реквизировали у него гады-паладины.
  Жил незнакомец у Ханны в гостинице, поэтому Элиза могла часто его видеть. Но… На девушку он не обращал особого внимания, здоровался, не более того. А она повсюду высматривала его ладную невысокую фигуру. По дороге с рынка она делала круг вокруг трактира, чтобы, спрятавшись в арке, посмотреть, как незнакомец работает в кузнице. Сбросив куртку, он сосредоточено выковывал мечи, и Харад довольно поглядывал на ученика.
  Она любовалась каждым движением, ей нравилось все в этом человеке: и как он ловко перехватывает раскаленную стальную заготовку, и как щурит глаза от пара, закаляя клинок, и почему-то особенно – как он пьет воду из кувшина, запрокинув голову. В этот миг она замирала, а ветер доносил до нее запах его разгоряченного тела. От желания ощутить его на своей коже кружилась голова, и Элиза прижималась пылающим лбом к спасительно прохладной стене, а потом со всех ног убегала прочь, пока старый брюзга Константино ее не заметил.
  Вечера незнакомец проводил чаще всего в портовом кабаке  в компании с Ларесом, своим товарищем, которого так удивил необычным появлением. Они пили пиво и самогон, иногда орали непристойные песни, в чем им с удовольствием помогали остальные завсегдатаи Кардифа, но чаще шептались о своих таинственных делах. Странный он был, герой ее снов –  никто не знал его имени, но даже спесивые маги Огня были с ним почтительны.
  Иногда, сидя у окна, не зажигая свет, Элиза видела его на пристани. Он стоял один, курил и долго смотрел на море. О чем он думал? Вспоминал ли далекие, милые сердцу места, думал ли о ком-то, кто остался за линией горизонта?
  Несколько раз, когда Ханна просила ее помочь прибрать постели, Элиза украдкой прижимала к груди его подушку, и мечтала, о чем-то непонятном, но сладком и волнующем. А когда матушка как-то принялась за стирку, девушка увидела среди вещей знакомую куртку, и напросилась помочь, хотя матушка обычно ей стирать не позволяла.
  – Не губи свои нежные руки, Элиза!- говорила Черная Рита дочери. – Лучше вышей что-нибудь, да спой мне песенку, так ты больше поможешь.
  Но на этот раз Элиза была так убедительна, что матушка согласилась. Девушка сразу ухватилась за охотничью куртку незнакомца, и стирала, представляя себя его женой. «Вот придет он домой, – думала она и жмурилась, как довольная кошка, – спросит ужин, а потом сядет у камина, набивая трубку ароматным яблочным табаком, и станет вслух читать книгу. А я устроюсь рядом на скамеечке, и буду вышивать, или шить ему рубаху. А потом…» При одной только мысли о том, что будет дальше, ее щеки стали пунцовыми, и Рита, удивленно глянув на дочь, отправила ее готовить ужин.
  Дом Риты и Элизы стоял позади «Красного фонаря». С наступления сумерек до рассвета в заведении братьев Борки и Бромора танцевали и пели, пили и дрались.  Когда Элиза была еще совсем малышкой, дом свиданий казался ей самым веселым местом в городе. Женщины, которые там жили и работали, носили открытые наряды и красили волосы в яркие цвета, к ним приходили мужчины и давали золото. Это было так необычно и привлекательно, что девочка заявила матушке:
  - Когда я вырасту, тоже стану работать в «Красном фонаре»!
  Сперва Рита потеряла дар речи, но потом объяснила дочери, что женщины эти называются проститутками и занимаются позорным ремеслом. Они должны так одеваться и красить волосы, чтобы отличаться от порядочных, уважаемых горожанок. Их не нужно презирать, их нужно жалеть, ведь несмотря на кажущуюся беззаботность, эти женщины очень несчастны. Их стыдятся их родители, их осуждают священники, никому из них не создать настоящей семьи. Девочка из хорошей семьи и думать не должна о подобных вещах.
  Все в объяснениях матери было понятно, но через несколько лет в городе появилась Надя.


З.Ы. Продолжение будет на выходных.